ползу вокруг валуна, прижимаясь всем телом к его древней поверхности. Вот только это не валун. Это скорее стена, укрепление, созданное природой с таким размахом, что я чувствую ее мощь пальцами рук и ног.

Земля снова поднимается навстречу ногам, и я вступаю в рощу камфорных деревьев, которую видела ранее. Под пологом гигантских ветвей укрыто около дюжины старых чайных деревьев. В центре, под свисающими сверху камфорными ветвями стоит одинокое чайное дерево. По изгибу ветвей понятно, что оно очень древнее.

– Это моя земля? – спрашиваю я.

– Когда я шла замуж за вашего отца, предполагалось, что со старыми традициями покончено. Больше никакой продажи женщин в рабство или замуж. И никакого приданого. Но неважно, что говорит правительство. Эта земля принадлежит женщинам нашего рода. И распоряжаться ею должны только мы. Она была передана мне в качестве приданого, и однажды ты отправишься в новую семью с этой землей.

Я слушаю вполуха, потому что ужасно разочарована. Все так, как говорили А-ба и все остальные члены моей семьи. То, что мне выделили, ничего не стоит. Будет трудно обойти валун с корзиной, наполненной листьями, и спустить ее с горы к пункту приема чая.

Надежды на то, что моя земля не так уж плоха, как все всегда намекали, рухнули, но А-ма этого не замечает. Она берет меня за руку и ведет дальше в рощу.

– Посмотри, как камень с этой стороны раскрылся, обнимая это особое место, – нашептывает она. – Видишь, как часть скалы поднимается, чтобы ты при желании могла заночевать тут и не вымокнуть.

Да, с этой стороны она выдолблена, образуя грот, но какое это имеет значение для меня?

А-ма говорит мне, что камфорным деревьям восемьсот лет или больше, а «сестринским деревьям», которые окружают древнее чайное дерево, более тысячи. Мой желудок ухает вниз. Никто в жизни не найдет это место, но кому вообще нужны листья с этих древних великанов? Чайные кусты и обрезанные чайные деревья приносят деньги и обеспечивают едой. Заработок небольшой, но хоть что-то. А эти деревья? И снова вспыхивает слово, которое в последнее время так часто звучит у меня в голове, бьется о внутреннюю поверхность черепа. Бесполезные. Бесполезные. Бесполезные!

– А вот и материнское дерево, – продолжает А-ма. Ее голос звучит тихо, но наполнен большим спектром чувств, чем когда-либо во время церемониальных жертвоприношений. Она кладет ладони на ствол так же нежно, как на живот Дэцзя. – Разве оно не прекрасно?

Вообще-то не очень. Дерево гораздо выше тех, которые А-ма называла «сестринскими», но возраст дает о себе знать, как это бывает с деревенскими старейшинами. Листья блеклые. Кора потрескалась. Сучья согнуты и изрезаны возрастом. А еще появились жуткие наросты, и это не просто пятна или трещины, а паразиты и грибки, которые красят кору и гноятся в изгибах ветвей и у основания ствола. Я уже видела нечто подобное, когда мы блуждали по лесу, но кое-что и для меня в новинку. Ярко-желтые нити проникли внутрь, наслаиваясь поверх других паразитов.

Дерево выглядит так, будто завтра может умереть. Бесполезное…

– Рис должен питать, – говорит А-ма. – Чай – лечить. Всегда помни, что еда – это тоже лекарство, а лекарство – еда. Если ты будешь заботиться о деревьях, деревья будут заботиться о тебе.

– Но А-ба ненавидит это место. Я слышала, как другие называют его несчастливым. Это…

– Ты ничего не понимаешь. – Она хватает меня за руку и рывком затаскивает под навес в форме полумесяца, образованный валуном. – Эта чайная роща принадлежала женщинам моего рода с тех пор, как акха впервые пришли на эту гору тридцать три поколения назад. Сестринские деревья тогда были еще молодыми, но материнское уже было старым. Моя бабушка говорила мне, что оно прожило более ста поколений. И его всегда использовали для приготовления чая…

Сто поколений? Впервые я применяю знания по математике, полученные от учителя Чжана, не на уроке. Значит, дереву уже более трех тысяч лет. Лес существует здесь с тех пор, как его создали боги, но пили ли они чай?

– Видишь, какое оно? – спрашивает А-ма. Она снова выскакивает под дождь и взбирается на дерево, с легкостью переставляя ноги с ветки на ветку, все выше и выше.

– Тут настоящие ступеньки, – говорит она, возвращаясь ко мне. – Давным-давно смотрители дерева подрезали его и подготовили так, чтобы удобно было лазить и собирать чай. Посмотри на любое чайное дерево на нашей горе, увидишь то же самое. Но это дерево самое древнее.

– И самое несчастливое…

– Девочка! – Взгляд А-ма говорит мне о том, что она снова готова нарушить табу и ударить ребенка, то есть меня. – Меня предупредили никогда не приводить мужчину в эту рощу, – продолжает она после долгих раздумий. – Но после моего замужества твой дед – мой свекор – настоял на своем. Он не отставал от меня ни на минуту, дескать, раз я стала его невесткой, земля принадлежит ему. Мне было всего шестнадцать, и я не знала, как твердо ответить «нет». В конце концов я сдалась. Привела его сюда, и он забрался на дерево. Когда он упал…

А-ма ведет меня обратно под дождь и сквозь деревья на противоположную сторону рощи, к самому краю обрыва. Я живу на Наньно всю свою жизнь, но никогда не видела столько пиков одновременно. Даже я понимаю, что это место идеально по фэншуй[7], учитывая сочетание гор, ветра и тумана, тумана и дождя. Все в этом месте – деревья, климат, насекомые и животные – пребывает в естественной гармонии на протяжении веков, а то и тысячелетий.

Ну, если не считать того, что случилось с дедом…

– Он был мертв, когда я добралась до него, – рассказывает А-ма таким тихим голосом, словно не хочет, чтобы деревья подслушали. – Он сломал шею. Мне пришлось тащить его тело обратно в деревню.

Обойдя валун и спустившись с горы? Но как?

– Из-за трагедии твой а-ба и братья воспылали ненавистью ко всем диким чаям. С того дня даже твой а-ба не осмеливается приходить со мной сюда. Мой долг – заботиться об этих деревьях, особенно о материнском дереве. Когда-нибудь это станет и твоим долгом. И ты должна пообещать, что никогда не позволишь мужчине войти в эту рощу.

– Я обещаю, но… А-ма, это дерево больное. Видишь желтые нити? Они душат дерево…

Она смеется.

– Если бы я привела сюда твоих А-ба и братьев, они бы опрыскали дерево ядом, чтобы убить всех паразитов, которые нашли убежище в складках его коры. Они бы соскребали грибки и плесень, а жуков давили бы ногтями, но ведь